Я кивнул, не отрицая это.
— Мне нужно немного времени, чтобы подумать…
— Полагаю, я могу тебе его дать, — согласился он, хоть и не выглядел слишком довольным. — Но на твоем месте, я бы не думал слишком долго. Одно слово и каждый актер младше восьмидесяти будет ко мне подлизываться.
— Могу я задать вопрос? — еда заканчивалась, и я был уверен, что у меня уже появляется аллергия. Мне нужно собрать свои мысли.
— Нет, тебе нужно набраться сил, — маленькая улыбка все еще играла на его губах. — Впрочем, у меня к тебе есть вопрос.
— Ладно, — медленно выдавил я из себя слово, чувствуя неловкость.
— Какая она? Настоящая Эдли Эдер.
Мой подбородок дрогнул. Джозеф, казалось, допускал больше фривольности, чем простые смертные. Он был словно Зевс, наблюдавший с Олимпа, как мы все обманываем самих себя. Просто услышать имя Эдли из его уст было нереальным.
— Не удивляйся так, сынок. Я хоть и стар, но все еще грамотный. Просто меня также как и остальных заинтересовала настоящая Эдли Эдер.
Я сомневался в этом. Никого она так не интересовала, как меня.
— ...Она... непреднамеренно привлекательная, — я улыбнулся, когда использовал фразу Френ. — И она просто нечто... большее, чем когда-нибудь кто-то сможет отразить это в книге.
— Да она просто муза, я полагаю. Попробуй украсть ее, хорошо? Мне понадобится все вдохновение, которое я могу получить, для этого монстра.
Однажды я спрошу Джозефа, почему он выбрал меня, независимо от того, возьму я эту роль или нет. Я уверен, что это будет интересный разговор. Что касается моего психического состояния после короткого, но, возможно, меняющего жизнь обеда, я остался ошеломлен.
Лазар припарковался давным-давно, позволяя мне запрыгнуть на заднее сидение в любое удобное для меня время, но я не двигался. Я уставился на свой телефон, лежащий на ладони. Я хотел поделиться с кем-то. Я только что познакомился с Джозефом Хоффманом! И он хотел снять фильм со мной!
Джозеф ясно дал понять, что этот секрет нельзя доверять еще кому-либо в студии. Он сказал это, настойчиво смотря мне в глаза, Я сомневался в том, что в это «кто-либо» входит моя семья. Мне бы хотелось поделиться с ними, увидеть их непредсказуемую реакцию, но они не были теми самыми, кому бы я рассказал в первую очередь.
Забавно, что был лишь единственный человек, которому я хотел рассказать. Эдли находилась в таком блаженном неведении о нашем мире, что я даже видел, как она одарила бы Стивена Спилберга презрительным взглядом, когда тот прорвался бы в очередь перед ней. Она была единственной свободной от ограничений Джозефа и той, которой я не знал, как рассказать.
Наши отношения стали странными с тех пор, как Кэм вернулся. Я пытался пару раз с ней встретиться, но она всегда находила оправдание, почему мы не могли провести время вместе. То, что она никогда и не говорила мне исчезнуть, казалось мне хорошим знаком.
Я скучал по ней.
Я ненавидел то, что стал зависим от нее, но это было бесполезно отрицать.
Дни, которые тянулись бесконечно долго в начале лета, замедлились, пока не осталось всего несколько дней съемок. Мы не обсуждали будущее. Все казалось таким далеким и незначительным. Я знал, что она не планировала лететь домой до начала сентября, и мы несколько раз говорили о том, что у меня нет последующего проекта.
Казалось, впервые в моей жизни передо мной был чистый лист. Я сам владел своим будущим. В глубине моего разума, может быть, какая-то часть меня надеялась, что, чем более пустой я сделаю свою жизнь, тем больше Эдли попытается ее заполнить.
И точно так же, мое настроение испортилось, сделав меня слабым и бесхарактерным, пока я не упал на сиденье.
Это было жалко. Я был жалким.
Она превратила меня в жалкого влюбленного щенка. С тех пор как Кэм вернулся на съемки, я чувствовал неопределенность. Это можно было понять только по одному взгляду на ее лицо. Он никуда не ушел на самом деле. Она принадлежала Кэму. Как я мог конкурировать с этим?
Они сделали меня лицемером. Мои глаза следили за ними острее, чем у любого объектива камеры папарацци, как только у меня появлялся какой-то шанс. Неважно сколько я смотрел. У меня не получалась расшифровать их взгляды украдкой или прикосновения. Ревность превращала все, что я видел, во что-то значимое.
Я был более чем жалок и просто покончил с этим. Все волнение, ревность и неопределенность были оставлены в лимузине.
У меня было дело, которое я должен сделать.
Пройдя мимо охранника, он едва принял к сведению мой кивок, отвлекшись на русоволосого парня, спорящего с ним.
— Смотри, сюда, это мое официальное калифорнийское водительское удостоверение. Видишь, Томас Эдер. Я не какой-то репортер. Я просто хочу увидеть свою сестру.
Я не смог убежать от нее! Я сделал все, что мог, чтобы заглушить звук, даже закрывал ладонями уши и гудел, но слова стройного мужчины все равно донеслись до меня. То, что он настаивал на том, что был Томасом, а не Кейдом Эдером, который был книжным братом Эдли, подтвердило его заявление.
Я замедлил шаг, несмотря на здравый смысл.
Мне было не так много известно о ее семье. Вообще-то, она не любила говорить с кем-то о жизни. Все, что я знал — она ушла из дома, когда узнала о беременности. Я не мог себе представить, что она бы бросила их без причины. Должна быть причина.
Насколько я знал, они никогда ее не искали. Почему Томас внезапно появился после стольких лет?
Я не переставал спрашивать. Мне было любопытно, но я не был глупым. Спросить Эдли, как прошел ее день, могло быть опасным, я не собирался вставлять свой нос в ее семейные проблемы. Ух, нет. Нет, спасибо. Этого не будет.